Для затравки хотел было рассказать пару анекдотов про то, как Лев Толстой или Софья Толстая переписывали «Войну и мир», да выбрать не смог. Потом решил привести старую филологическую байку, родившуюся из ответа Льва Толстого критику Николаю Страхову на просьбу кратко сформулировать, о чем же его «Анна Каренина», и тоже понял, что увязну...
Поэтому решил просто выдернуть пару цитат из работы Б.Эйхенбаума «Творческие стимулы Л.Толстого» (1935): «П. И. Бартенев, наблюдавший за печатанием «Войны и мира», как-то раз не выдержал и написал Толстому: «Вы бог знает что делаете. Этак мы никогда не кончим поправок и печатания... Ради бога, перестаньте колупать». Но Толстой продолжал «колупать»: «Не марать так, как я мараю, я не могу», — отвечал он рассердившемуся Бартеневу. То же самое было и с «Анной Карениной», и с «Воскресением», и с другими вещами...».
И еще: «Толстой «колупал» свои рукописи и корректуры не потому, что добивался особого эстетического совершенства, как это делал, например, Флобер. Основная причина была в том, что он непрерывно менялся, непрерывно реагировал на все, что узнавал и видел, и постоянно приходил к новым решениям и выводам. <...> Ему всегда стоило большого труда выйти из своих вещей, проститься со своими персонажами. <....> У него, в сущности, никогда не было ощущения, что вещь закончена и не может быть продолжена или изменена. Он сам признавался А. Б. Гольденвейзеру: «Я не понимаю, как можно писать и не переделывать все множество раз. Я почти никогда не перечитываю своих уже напечатанных вещей, но если мне попадется случайно какая-нибудь страница, мне всегда кажется: это все надо переделать».
Надеюсь, мысль ясна: все ляпы и огрехи — из-за бесконечного переписывания, от лавины правок. В этой же работе Эйхенбаум приводит статистику даже по небольшим вещам Толстого: «Крейцерова соната» занимает порядка пяти печатных листов, а рукописей — на 800. Совсем «миниатюрное», по толстовским меркам, «Разрушение ада и восстановление его» - 400 рукописных листов и 20 редакций!