В то время, когда была написана эта картина, очень немногие во Франции имели ванную. Общее состояние всех социальных классов XVI и XVII веков можно описать так: они были невероятно грязные. Термы и бани, столь многочисленные в Средние века, давно закрыты по приказу цензоров Реформации и Контрреформации, которые осуждали те места, где мужчины и женщины мылись и встречались для развлечений. Сифилис, скорее всего завезенный из Америки в 1493 году, сделал купальни опасными местами заражения. Вскоре врачи одобрили запрет на купание и даже предостерегали против него: руки должны быть вымыты, как говорил ученый-медик Жае де Рену, но ноги следует беречь от воды, не говоря уже про голову.
Очевидно, последняя вещь, о которой мечтают две дамы на картине, это допустить соприкосновение своих голов и красиво уложенных волос с этим опасным элементом, с водой. Они накрашены, они в жемчугах; и конечно, они не принимают ванну с целью помыться, но исключительно с целью приумножить свою красоту. Вполне вероятно, что ванна наполнена не водой, а вином или молоком, которые с античности служили средством вечной молодости. Или чем-то похуже. Как известно, в 1610 году венгерка, графиня Батори для омоложения купалась в крови убитых девственниц.
Магическая сила приписывалась не только крови, но и другим жидкостям. Купание, действительно, совершалось из суеверия. Астрологи убеждали, что ванну можно принимать только при убывающей луне, а звезды должны быть “горячими”. Считалось, что в канун дня святого Иоанна вода смывала все причиненное зло. Перед Вальпургиевой ночью все виды купальной магии были особенно успешны. Ведьмы готовились к шабашу, принимая ванну. Они топили печь для разогрева воды гнилыми дровами и жгли травы. С тех пор как духовенство запретило не только колдовство, но и купание, эти два греха часто связывались. Считалось, что дьявол совокупляется с ведьмой в ванной и показывает ей в воде отражение ее будущего супруга.
К тому времени, как картина была написана, люди ассоциировали купание не только с магией, страхом заразной болезни и проклятием. Из Италии в Европу пришли идеи и визуальный код Ренессанса, и с ним большое количество обнаженных богинь античности. Во Франции они вошли в моду, и красавицы двора заказывали свои портреты, где они выходят из воды или купаются в источниках в виде языческих богинь, в их славе и красоте. Художники Флоренции и Болоньи украшали комнаты дворца Фонтенбло (что переводится как “красивый фонтан”) богинями и нимфами. Архитекторы разрабатывали целые ванные апартаменты с комнатами отдыха, комнатами для переодевания и мраморными ваннами. Здесь король Франсуа I (1494-1547) повесил лучшую картину из его коллекции: “Мону Лизу” Леонардо да Винчи. Здесь тоже, несомненно, висело большое количество картин, таких как эта: с двумя красавицами в ванной. Их почти не сохранилось. На многих были дорисованы “благопристойные вуали”, а большая часть была сожжена как неподобающие и как “работы дьявола”.
Мы не знаем, кто написал эту картину, она не подписана. Мы можем только предполагать, когда она написана. Прически двух дам в ванной соответствуют моде между 1594 и 1598 гг. Надпись на поздней копии работы утверждает, что блондинка справа - это Габриэль д’Эстре, одна из самых красивых и самых презираемых женщин века, фаворитка короля.
Габриэль д’Эстре была идеалом женщины тех лет: длинные конечности, блондинка с белым цветом кожи. Ее лицо было “гладким и прозрачным, как жемчужина, со всей ее изысканностью и блеском”. Это было написано не каким-нибудь льстивым придворным, а женщиной, которая имела все поводы критиковать Габриэль: Мадмуазель де Гус, соперницей королевской фаворитки. Она продолжает: “Хотя она одета в платье из белого шелка, оно кажется черным в сравнении со снегом ее кожи”.
Конечно, эта бледность поддерживалась искусственным способом. Толстый белый слой косметики был также наложен на ее плечи и грудь. Рот и соски были нарумянены. При дворе утонченных королей Валуа, предшественников Генриха IV, искусство косметики достигло высшей степени изощренности для обоих полов. Дамы по меньшей мере продолжали практиковать эти искусства при новом и определенно плохо ухоженном мужественном короле. Они продолжали выщипывать брови и рисовать на их месте изящную линию; если они не носили парики, то красили волосы белилами и порошками. Чтобы достичь популярного блондинистого цвета, они отбеливали волосы едкой настойкой, а потом открывали их солнцу на несколько дней, заботясь при этом, чтобы солнце попадало на волосы, но не попадало на их белую кожу. Части тела, которые не были покрыты одеждой, закрывались перчатками и масками для лица из шелка или вельвета, когда они ездили верхом или гуляли. Дамы открывали кожу только за толстыми стенами или за шелковыми занавесями.
В то время костюм испанского двора также носили во Франции - жесткая и ненатуральная одежда, продукт враждебности Контрреформации к телу. Женские тела были загнаны в прямые, как трубы, жесткие корсеты и жесткие пышные широкие юбки. Это выглядело так, как будто грудь, талия и бедра не существовали вовсе. Даже на обнаженном теле Габриэль мы можем заметить свидетельство этой моды, так как это тело без изгибов, и даже освобожденное от корсета, оно остается прямым и ровным.
Рядом с Габриэль ее сестра Жюльен д’Эстре, герцогиня Вилларская. Она не отказывала себе в удовольствии сидеть в церкви с обнаженной грудью, когда монах-капуцин, который ей нравился, читал проповедь.
Сидя в ванной, герцогиня Вилларская ласково щиплет один из припудренных сосков сестры кончиками пальцев. Это жест, который совершенно точно призван привлечь наше внимание.
Жест Жульетты де Виллар, нежный и очень интимный, может означать, что сестры состояли в лесбийских отношениях. Но жест не только предполагает лесбийскую связь, для современников это могло означать целиком и полностью совершенно другое: что Габриэль д’Эстре беременна.
Сегодня мы различим на ее животике первые знаки беременности, но круглый животик в любом случае был неотъемлемой чертой женской красоты Средневековья и Возрождения, даже у девственниц были круглые животы. По этой причине на многочисленных картинах, изображающих библейскую Марию и Елизавету беременными, те протягивают руки к телам друг друга, возможно, чтобы почувствовать сердцебиение ребенка внутри. Этот жест был для художников кодом, чтобы показать беременность: художник, который писал эту картину, внес в него неожиданное изменение.
Габриэль д’Эстре ждала ребенка от Генриха IV четыре раза: в 1594 году она родила ему сына, Сезара, затем еще одного сына и после - дочь. В 1599 году она вновь забеременела, и именно ее плодовитость расположила короля к себе. Королева, Маргарита Валуа, с которой он давно жил врозь, не родила ему ни одного ребенка, поэтому он и его государство оставались без наследника. Он усыновил бастардов и признал их как детей, но ни один из них не был удостоен той помпы и пышной церемонии, как рождение ребенка Габриэль. Король считал, что нашел все в одной женщине, Габриэль: вдобавок к плодовитости, “красоту ее форм, скромность, доброту природы и духа”.
Кольцо, которое Габриэль д’Эстре держит над краем ванны, было надето на ее палец королем 2 марта 1599 года. Это было кольцо, которое Франция вверила Генриху IV при его коронации. Он дал его Габриэль, когда та была беременна, как обручальное кольцо: Генрих имел в виду, что она законная жена и королева. Это был возмутительнейший поступок.
Французы ненавидели и презирали фаворитку короля, “королеву грязи”, за ее экстравагантные платья, дорогие украшения (в которых она сияла и блестела), ее балы и ее расточительный стиль жизни, который так контрастировал с простотой самого короля и с нищетой страны. Почти 50 лет гражданской войны, осад и эпидемий оставили свой знак. “Король - порядочный человек, - говорил один рыбак на Сене Генриху, не признав в нем короля в его охотничьей одежде, - но он привел эту ужасную шлюху, которая все рушит”.
Над этим король просто посмеялся. Протест Папы, министров и знати он игнорировал. Он приказал готовиться к свадьбе. Свадебное платье уже было сшито. 5 апреля Генрих послал Габриэль одну, на последнем сроке беременности, обратно в Париж, чтобы провести Пасху там. 8 апреля она отдала приказание отвезти ее в дом тети и там на следующий день родила мертворожденного ребенка. Ее состояние ухудшалось, но ни доктор, ни священник не пришли к ней; все оставили умирающую фаворитку короля. 9 апреля королю сообщили, что она умерла. Фактически, Габриэль д’Эстре умерла 10 апреля “отвратительной страшной смертью: закатившиеся глаза, шея изогнута, голова опрокинута назад”. Когда врачи наконец пришли к ней, они объявили, что это “рука господня”, не осмеливаясь произнести вслух: “рука дьявола”.
Люди увидели в ее смерти прямое вмешательство высших сил. И это отражено на заднем плане этой картины.
Между занавесками мы видим женщину, - вероятно, кормилицу, которая шьет, сидя за столом у камина. Для суеверного глаза современников эта сцена, однако, выглядит прямо противоположной. Тяжелый шелк, красный королевский пурпур или цвет пролитой крови, висит над ванной и на заднем плане в комнате. Огонь жизни едва мерцает в очаге, и Судьба, или ведьма, распускает нить жизни Габриэль. Рядом с ней стоит гроб, покрытый зеленым вельветом, любимым цветом Габриэль. Как мы можем видеть, на картине на стене изображена обнаженная нижняя половина мужского тела, - аллюзия на аморальную связь Габриэль с королем. В зеркале темно, оно не отражает жизни. Это символ смерти, который часто ассоциируется с ведьмами и колдовством.
“Вся колдовская сила рождена похотью плоти, которая ненасытна в женщине”, - декларирует в 1489 году трактат о ведьмах, Hexenhammer, руководство палачей во всей Европе. Среди семнадцати свидетельств, по которым можно опознать ведьму, были “искаженные черты”, “закатанные глаза и отвратительные манеры”. Слухи не замедлили себя ждать после описания внешности Габриэль на ее смертном одре. Вероятно, это дьявол забрал ее, говорили люди. Все знали, что зло любит красивых женщин.
зачиталась,спасибо.
Автор: Александр Воронцов
Номинация: Юмор и ирония