Сюжет "Судной ночи" очень интересно интерпретирован в сказке Дмитрия Гайдука
Про Первый Снег
Есть в одном океане остров, на котором всё ништяк. Хотя климат на том острове не райский: зимой холодище и ветер, летом дожди через день, а ещё циклоны-ураганы всякие, и землетрясения бывают нешуточные, а иногда цунами как накатит! и как посмывает всё в океан! Но островитяне по этим темам не парятся: они же там давно живут, и к своим проблемам они давно привыкли и научились их разруливать. И считают, что всё так и надо.
Остров свой они называют Ыся (с ударением на последнем слоге), что по-ихнему означает "Счастье". То есть, это слово у них много чего означает: и "порядок", и "свободу", и "сухость", и "красоту", и "правду", и "справедливость", и редкую разновидность морского ежа, которая водится только возле острова Ыся.
Про ежа подробнее надо рассказать: он для местных жителей культовое животное. Самая ядовитая тварь во всём океане: если колючка в ногу воткнётся, человек через час помрёт, а если, допустим, в вену или в язык, тогда вообще минут через десять. У каждого взрослого островитянина такая колючка постоянно с собой, на случай, если вдруг понадобится быстро и красиво умереть. Самоубийство для них не грех, скорее наоборот. Они говорят: "Счастлив тот, кто властен над своей смертью". Не сказать, чтобы они так уж часто самоубивались: сейчас у них уровень жизни нормальный, зиму пережить не проблема. Вот в былые времена, говорят, это было в порядке вещей: поздней осенью старики массово из жизни уходили, чтобы молодые могли до весны дожить. В загробный мир они не верят, так что умирать им совсем не страшно.
Законы ысянские очень простые: кто убивает, грабит, ворует, людей калечит, детей насилует или человечину ест – тому клеймо на лоб, и после этого он уже человеком не считается. Каждый его может убить и даже съесть, если будет такое желание. И ещё есть у них такой обычай: один раз в году, когда выпадет первый снег, все законы на один день отменяются. То есть, от рассвета до заката любой любого может ограбить, убить, изнасиловать и съесть, и за это ему ничего не будет. Это у них считается святой день, и называется он просто и конкретно: Первый Снег. Раньше его праздновали реально жёстко. Происходило что-то типа однодневной гражданской войны, население уменьшалось процентов на десять, зато всем остальным харчей хватало аж до лета. А убитых никто не жалел, даже очень близкие друзья. По местным понятиям, если человек не умеет себя защитить, то ему и жить незачем.
По итогу, выжили на острове только такие люди, которые умеют себя защищать и других не обижать. И последние лет двести Первый Снег спокойно проходит: все островитяне вооружены и готовы к обороне, но никто ни на кого не нападает. Одни только подростки между собой воюют или за бомжами охотятся. Ну, иногда иностранца несмышлёного порежут, не без того. Потому иностранцы и не любят остров Ыся – они считают, что там анархия и беспредел. И в самом деле, как-то непривычно: полиции там нету, чиновников нету, правительства нету, даже вождя какого-никакого, и того нету. Местным жителям командиры на хрен не нужны: у них там каждый мужик сам себе командир.
Правда, у женщин островитянских по этой теме другое мнение, кто кому командир. Но женщины там громко не командуют, голос сорвать боятся. Мужчины у них не злобные, не драчливые, спокойные вообще. Но если мужчина не хочет чего-то слышать, он это и не услышит, хоть ему целый день в ухо кричи. А вот если попросить – тогда услышит, но не факт, что сделает. Когда у него своя точка зрения есть, с этой точки его бульдозером не сдвинешь. И не потому, что он упрямый, а потому, что он слушается только своего внутреннего голоса. И больше никого.
Завоевать Ыся никто никогда не пробовал: нефти там нет, золота нет, климат хреновый, да и народ какой-то неформатный. Но одна страна – не будем называть какая – попыталась там демократию наладить. Пригнали два сухогруза ширпотреба и объявили островитянам: выбирайте себе президента – всё ваше будет! Однако ысяне на ширпотреб не повелись: про многие вещи им было просто непонятно, для чего они нужны. А другие, более понятные вещи, они не захотели брать, потому что свои лучше. Так и уплыли сухогрузы обратно.
Но демократоры от своих намерений не отступились и зашли с другого конца. Они, короче, построили на острове электростанцию, телевышку и сотовую сеть, и раздали островитянам 500 радиоприёмников, 200 телевизоров и 1000 мобильных телефонов. И лет через пять все островитяне поняли, что без электричества жить невозможно, а без президента неприлично. И избрали себе в президенты директора электростанции, потому что кого же ещё.
А президент был наполовину местный, сын простой ысянки и голландского матроса. Человек интересной судьбы: в детстве на острове жил, потом уехал в цывильные страны, выучился полезным наукам, стал менеджером, а потом и совладельцем крупной электрической компании. Короче, умный был человек – а потому и не хотел ничего на острове менять. Но спонсоры на него насели: дескать, давай, проводи реформы, внедряй демократию! А то кредитов не дадим, эмбарго наложим, в чёрный список внесём! Ну, президент подумал-подумал – и запретил Первый Снег.
Ну, не то что бы запретил. Ысянский язык для командиров очень неудобный: нету в нём таких слов, которые обозначают "запрещаю", "разрешаю", "можно", "нельзя", "надо", и повелительного наклонения у глаголов тоже нету. Это надо быть очень тонким филологом, чтобы на таком языке приказы формулировать. А президент на инженера учился, в филологических тонкостях не силён. И сказал он людям просто: отныне в день Первого Снега не будет никакого смертоубийства и прочих беззаконий! А демократорам отрапортовал по полной программе: дескать, отменили мы варварский обычай, сделали ещё один шаг к цивилизации и всё такое.
Президент рассуждал примерно так: на Первый Снег давно уже никто законы не нарушает – а стало быть, закрыть эту тему можно легко и без проблем. Но здесь он сильно ошибся: проблемы у него начались почти сразу. Ысяне – народ не шумный, демонстраций они не устраивали, а просто пришли к нему четверо стариков, сели в кабинете и молчат. Президент им и так, и сяк, все свои решения обосновал, всю свою политику изложил. А они его молча выслушали – и вручили ему иглу морского ежа, и ушли, не сказав ни слова. И после того перестали люди ходить на президентские сходки, перестали реагировать на президентские заявления, и вообще про президента говорить перестали, как будто и нету его вообще.
И поди их разбери, молчунов этих: то ли они теперь всегда молчать будут, то ли только до Первого Снега? Президент, мягко говоря, забеспокоился. Но не настолько, чтобы сразу в штаны наложить. У него же был личный самолёт, и вот он задумал накануне Первого Снега улететь с дружественным визитом в демократическую страну. А потом вернуться и дальше командовать, как ни в чём не бывало.
Разумное, в общем, было решение – да только вышло по-другому. Первый снег в том году случился как-то неожиданно и безжалостно: с вечера повалило как из разорванной перины, всю ночь буран фигачил, а к утру взлётную полосу снегом засыпало. Президент взлететь не смог и в ангаре заночевал, вместе со своим охранником. А поутру проснулся – нету охранника. То ли сбежал, то ли чего похуже. И двери снегом замело, так что хрен откроешь.
Президент на крышу выбрался и видит: идут к нему пятеро на лыжах, с Первым Снегом поздравлять. И у каждого из-за спины ствол торчит. А с ними президентский охранник, и он им лыжной палкой прямо на президента показывает!
Ну, президент не стал ждать, пока они ружья поснимают, а просто достал свой президентский пистолет и сделал по ним предупредительный выстрел. Лыжники залегли. А президент спрыгнул в ангар, за ящики спрятался, пистолет обеими руками ухватил и сидит наготове, прямо как герой боевика. Попробуйте только суньтесь!
Полчаса проходит – нет никого. А в ангаре холодно, руки-ноги замёрзли, сопли из носу текут. Тогда президент вылазит снова на крышу. И видит: мужиков уже не пятеро, а десятка два, и все с лопатами, и идут уже прямо к воротам. Один президента увидел, так сразу заулыбался и руками замахал: слезай, мол, ничего тебе не будет! Но президента на мякине не проведёшь! Он в мужика пальнул из пистолета, а сам сразу вниз и за ящики. И снова в боевой готовности.
Слышит: мужики под воротами ковыряются, снег отгребают. А кто-то уже по крыше топчется, а в пистолете патронов шесть осталось, на всех не хватит. Правда, есть ещё винтовка, в сейфе на другом конце ангара, но туда ведь ещё добежать надо, и сейф открыть… А как добежишь, если с крыши весь ангар простреливается? Сидит президент и сам себя ругает: вот же ж тормоз! надо было сразу винтовку достать! А мужики тем временем уже ворота открывают…
Президент думает: живым не дамся! Пять патронов им, один себе! Но враги всё не идут и не идут, и даже на крыше никого не слышно – а в ангаре, между тем, ещё холоднее стало. Тут президент высовывается из-за ящиков –
и замечает наконец, что вся взлётная полоса расчищена, а мужики уже где-то далеко, на соседнюю гору поднимаются. Тут-то и понял президент, зачем они приходили. И до того ему стыдно стало, просто хоть плачь! Это ж надо так осрамиться! сам сказал: "Никакого смертоубийства!" – и сам же первый в людей стрелять начал! Хорошо, хоть не убил никого…
Но президент недолго себя казнил, а почти сразу подумал: это всё охранник виноват! Чего он, сука, не позвонил, не предупредил? Сейчас я ему позвоню, такой разнос ему устрою! И вот он достаёт мобилу – а она разряженная!
Тогда президент думает: это всё равно охранник виноват! Чего он, сука, не подсуетился, мобилу на зарядку не поставил? А внутренний голос ему и говорит на чистом ысянском языке: какая, на хрен, разница, кто виноват? Зачем об этом думать, пока взлётную снегом не занесло?
И послушался президент своего внутреннего голоса. Сел в самолёт, улетел с острова и больше никогда туда не возвращался. И теперь на острове Ыся очень интересный административный расклад. С одной стороны, президент в отставку не уходил, и юридически он как бы есть. А с другой стороны, он фактически обитает совсем в другой стране и про остров Ыся даже слышать не хочет.
А на острове до сих пор считают, что президент с ума сошёл. И самом деле: сперва он выдал какое-то мутное пророчество про Первый Снег, потом старикам его так растолковал, что у них чуть ум за разум не завернулся, потом в своего охранника стрелял, а потом вообще улетел и вестей о себе не подаёт. Понятия о психиатрии у них вполне пещерные: они уверены, что безумие – заразная болезнь, передаётся через уши и глаза, а потому сумасшедшего нельзя слушать и нельзя на него смотреть, чтобы не заразиться. Президент об этом то ли не знал, то ли забыл – а ведь мог бы догадаться… Или хотя бы у людей спросить…
Шаманы ысянские безумие лечить не умеют; поэтому общее мнение такое, что президент к заморским докторам лечиться полетел. А как вылечится, то вернётся назад и снова президентом будет. А пока он в отъезде, на его место никто не претендует. Кто-то, может, и хотел бы, да опасается, как бы и у него крыша не потекла от такой должности. А большинству просто некогда: своих забот хватает.