У меня была онкология. Все началось в 2007 году. Я работала в поезде в ресторане. Я сидела на корточках, собирала что-то с пола. В этот момент кто-то дернул стоп-кран, и я ударилась носом об угол стола. У меня был перелом, но я этого даже не поняла, потому что ни синяков, ни чего-то другого не было, и я дальше продолжила работать. В больницу возможности обратиться в тот момент не было, так как я была в дороге.
После этого нос начал опухать и пошли осложнения. Меня сначала неправильно лечили в лор-отделении. Потом взяли биопсию, потому что я их сама заставила. Пришли результаты, и оказалось, что рак. Направили в онкологию, но даже не объяснили, куда идти. Когда диагноз установили — это оказалась злокачественная опухоль четвертой стадии. Все, смертельная.
В 2007 году особо информации про рак не было, куда обращаться, зачем — было все непонятно. Интернета у меня не было, компьютера тоже, так как дорого. Обратилась в онкологию, и мне назначили облучение. Объявили, что может поможет, а может — и нет. Просто поставили перед фактом. Сказали, что только через месяц смогут положить на лечение, а доживу или не доживу до этого момента — никто не знает. Сначала была в ужасе, проревела сутки, а потом решила: «Да пошли они все!» Умру, ну и умру, но не сию же минуту.
Что такое излучение — мне никто не объяснял. Я даже ни у кого не могла спросить. Когда меня наконец-то положили в онкологическое отделение, опухоль была размером с грецкий орех. Саркома росла не по дням, а по часам. Уже дышать не могла. Когда меня стали облучать, через три дня все исчезло, как будто и не было. Все были удивлены, послали в Екатеринбург в онкоцентр. Там тоже все были в шоке. В истории рака такого не было. Поэтому лечение продолжили, все сожгли и выписали меня. Я опять поехала работать, а уже через год рак вернулся.
Мне даже не объяснили, что можно, а что нельзя. Я и подумала, что у меня такой рак, который просто исчез. Я понятия не имела, что он может вернуться. Потом опять так же лечили, и все прошло. В общем, так я лечилась до 2012 года. Выдали все эти лучи, весь этот Чернобыль. Затем случился третий рецидив, и так лечить уже было нельзя. Рак возвращался, а я почему-то все еще не умирала, хотя смерть мне прогнозировали. Врачи вообще не знали, что со мной делать. Предложили химиотерапию — это когда человек приходит в центр своими ногами, а уходит чуть ли не на носилках. И не факт, что поможет. Такое лечение меня абсолютно не устраивало. Мне нужно было избавиться от этого.
Операцию в моем городе мне делать отказались, пришлось ехать в Екатеринбург и самой искать доктора. И там мне уже сделали операцию — вырезали опухоль вместе с носом. И все – опять отправили домой, и живите, как хотите. О том, чтобы как-то восстановить внешность, разговоров не было. Скажите спасибо, что живы остались. И как жить после такого? Что это за жизнь? С повязкой на лице. С ней я жила три года, и это какой-то ужас. Я прекратила общение со своими знакомыми, до сих пор почти никто не знает, что со мной произошло. По фотографиям ничего не видно, но это только потому, что я сама нашла доктора, который учился в Германии, а практиковал в Красноярске. Он мне и сделал такой нос.
С профессором я просто познакомилась в интернете, рассказала свою историю. Он попросил прислать фотографии без повязки и в повязке. Увидев их, он сказал, что поможет и привезет весь материал для меня из Германии. Мне оставалось найти только деньги на дорогу до Красноярска и на проживание там. Все остальное он сделал по велению души — абсолютно бесплатно. Когда я приехала в Красноярск, подумала, что это все вранье, но других вариантов у меня не было, и я поехала.
Сергей Алексеевич встретил меня прямо с поезда на машине вместе с шофером, мне показали город. Потом помогли снять квартиру рядом с клиникой, покормили. Я спросила у сотрудников, почему такой теплый прием, а мне ответили, что это из-за личного приглашения. Утром за мной заезжали на машине. Я в шоке была.
Сначала мне сделали силиконовый протез, который нужно было крепить на специальный клей для кожи. Клей присылали ему из Германии, а доктор мне пересылал бесплатно, так как баночка стоила около 12 000 рублей, а хватало ее только на месяц. У меня бы денег не хватило на все это.
Утром я наносила этот клей и целый день ходила с носом, потом вечером смывала специальным раствором. Два года у меня был такой протез, а потом мне сделали протез на магните в мае 2018 года. У меня тогда была такая паника, и я решила написать письмо Путину. Меня не оставили без ответа. По интернету мне пришло письмо с указом из Минздрава, что я могу выбрать доктора, а государство оплатит операцию. Эту бумагу я распечатала, но никто мне не поверил, так как это была всего лишь ксерокопия. Да и я толком не знала, что с этим всем делать. Я подумала, что это отписка. А потом рассказала об этом своему профессору, он поехал в Москву со всем разбираться. Даже депутат даже какой-то звонил, помощь предлагал. И уже только после этого всего мне сделали операцию немцы.
Дома хожу без носа, моюсь и сплю без него, хожу в повязке. А если кто-то в дверь звонит, то быстренько нос надеваю и иду открывать, это дело нескольких секунд. Мне неудобно ходить с резиной на лице, да и не хочу. Ухаживаю за протезом так же, как и за телом — мою с жидким мылом, иногда протираю с хлоргексидином. Протез нужно менять каждые два года. Профессор подбирал цвет, работал с художником и с первым, и с вторым протезами. Из Германии прислали специальные краски для силикона. Первый протез делали неделю.
А перед вторым мне немцы делали специальную операцию в онкоцентре. Сначала я сдала все анализы и прошла компьютерную томографию — все это отправили в Германию и оттуда они уже вывезли весь материал чисто под меня. Приехал профессор из Германии, мне вживили титановую пластинку с микромагнитом. Операцию делали немцы, а сам протез уже сотрудники моего доктора. Он им давал указания. Протез не функционирует. Но деятельности организма не мешает. Форму я попросила оставить ту, которая была. Теперь я могу работать и жить нормальной жизнью.
Инвалидность у меня есть, ИПР и все прочее. При этом, если ты хочешь пройти реабилитацию, нужна психологическая поддержка или появляется желание исправить внешность, все приходится искать самому.
Онкологическим больным даже никаких санаториев не положено. Хотя такая социальная программа существует, я не знаю, почему это замалчивается. Никакой информации не давали. Говорили, что ничего не знают. Это что такое? Чтобы добиться помощи, нужно приложить много сил, надо ставить на место тех, кто сидит во всех этих комиссиях, потому что они все тормозят. Получается так, что больному человеку приходится выпрашивать, а они сидят там с коронами на головах. Я не могу понять, действительно ли они замалчивают, или просто сами ничего не знают. Может, так только в Екатеринбурге и моем городе, а в Москве иначе. Хотя мне даже «Пусть Говорят!» искали докторов, но не нашли. А у них ведь руки подлиннее.