Очень проницательное замечание, ведь Достоевский был чуть ли не первым поклонником творчества По в России!
Именно поэтому, в 1861 году в журнале «Время» Достоевский публикует статью «Три рассказа Эдгара Поэ» (транскрипция это нечто, я знаю!), которая была приурочена к первой русской публикации рассказов «Сердце-обличитель», «Черный кот» и «Черт в ратуше». А вот, что пишет филолог С. С. Шаулов в предисловии к публикации вышеупомянутой статьи:
"Русских публикаций Э. По к началу 1860-х гг. накопилось довольно много (хотя Достоевский и говорит только о «двух-трех» переведенных рассказах). Писатель знал не только русские, но и многие зарубежные издания, в первую очередь французские переводы Э. По, сделанные Ш. Бодлером. Предисловие явилось не только одной из первых попыток осмысления творчества Э. По в России, но и стало выражением концепции фантастического, сложившейся у писателя к началу 1860-х гг.
Статья построена на последовательном обосновании трех определений. Каждое из них носит скорее журналистский, чем литературно-критический характер. Их цель — привлечь внимание читателя к последующему анализу творчества Э. По. Первое определение («чрезвычайно странный писатель — именно странный») служит основой для рассуждения о природе фантастического у Э. По: «...если он и фантастичен, то, так сказать, внешним образом <...>. Эдгар Поэ только допускает внешнюю возможность неестественного события...» Контекстом анализа здесь служит творчество Э.Т.А. Гофмана, о котором говорится: «Этот олицетворяет силы природы в образах <...> как будто сам верит в непременное существование этого таинственного волшебного мира». Достоевский пока только указывает на разницу мировосприятий писателей (Гофман «верит» — По «допускает возможность»), не вынося оценок. На этом рассуждении основывается следующее узловое определение: «Скорее Эдгара Поэ можно назвать писателем не фантастическим, а капризным». Разворачивая это определение, Достоевский указывает на те стороны таланта Э. По, которые наиболее близки ему самому: «...какая смелость в этих капризах. Он почти всегда берет самую исключительную действительность, ставит своего героя в самое исключительное внешнее или психологическое положение <...> с какою поражающею верностию рассказывает о состоянии души этого человека!». Связь этой формулы с творческими принципами Достоевского очевидна. В произведениях Э. По она дополняется, по Достоевскому, «силой подробностей» и «силой воображения». Однако в гофмановском контексте ценность этих качеств существенно снижается: «...Гофман неизмеримо выше Поэ как поэт. У Гофмана есть идеал, правда иногда не точно поставленный <...> есть красота действительная, истинная, присущая человеку». У Э. По, напротив, «если и есть фантастичность, то какая-то материальная...». Этот материальный характер фантастики Э. По и отсутствие идеала в его творчестве концентрируются Достоевским в формуле: «Видно, что он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях».
На фоне творчества зрелого Достоевского американские ассоциации носят скорее отрицательный характер. Можно заключить, что отношение Достоевского к Э. По неоднозначно. Жанр предисловия поставил жесткие границы критической мысли писателя, вынужденного заключить статью лишь намеком на невысказанные смыслы. Вместе с тем многие произведения зрелого Достоевского, бесспорно, испытали влияние Э. По («Сон смешного человека», «Бобок», гл. «Черт. Кошмар Ивана Карамазова» в «Братьях Карамазовых»)."
Вооот... Ну а если вы хотите погрузиться в тему с головой, то могу посоветовать коллективную монографию о творчестве По, Бодлера и Достоевского: http://www.nlobooks.ru/node/8166
Исчерпывающий ответ!)