— Связанный вопрос, в конце 1990-х начале 2000-х все крупные нефтяные компании и «Лукойл», и «Сибнефть», и «Юкос» активно использовали налоговые схемы и государство фактически закрывало на это глаза. Потом в 2000 г. пришел Путин и начал с этими схемами активно бороться. Началось все с письма Минфина в июле 2000 г., где упоминались «Сибнефть», «Юкос», «ТНК» и «Славнефть», которые по мнению правительства недоплачивали налоги. Потом был некоторый период борьбы, и примерно через год, начиная со второй половины 2001 г. компании начали сокращать использование схем. Чем вызван такой активный спрос на эти схемы в те времена, и почему вы все-таки решили сокращать, не только вы, а в целом отрасль, налоговые схемы?
Я не знаю, откуда вы это взяли, но звучит это как полная хрень. Можете посмотреть материалы моего уголовного дела. Когда я пришел на предприятие, оно уже не платило налоги. Придя на предприятие, мы стали говорить с правительством о тех налоговых льготах, которые можно было бы применить. Я вам сразу скажу, что до девяносто девятого года налоговые льготы не имели большого значения просто потому, что от налогов с оборота никак не уйти, они просто взимаются с тонны добытой нефти. А налог на прибыль, от которого можно уйти, нас не очень волновал, потому что прибыли не было, особенно, если мы возьмем девяносто восьмой год. А в девяносто девятом году уже начала появляться прибыль. Налоговые схемы начались как раз в девяносто девятом году, как раз во второй половине. Мы пришли, собственно говоря, в Министерство финансов, и стали спрашивать, что нам делать, чтобы отдать долги, которые у нас были заморожены перед федеральным бюджетом, где взять эти деньги. Федеральный бюджет был заинтересован, чтобы мы эти деньги могли где-то взять и отдать им долги, были заинтересованы в налоговых схемах. За счет регионального бюджета. Справедливо считалось, что в Ханты-Мансийске многовато будет. Тогда мы с ними договорились, что мы регистрируем наши предприятия в тех регионах, в которых существуют региональные льготы. То есть федеральной льготы не было никакой, а региональная часть налога на прибыль льготировалась. Мы выбрали Мордовию, другие предприятия выбрали другую часть. Правительство все это знало, мы находились на налоговом учете в налоговой инспекции номер один. Раз в квартал мы встречались с руководством, то есть с руководителем налоговой службы либо с заместителем руководителя налоговой службы, и отчитывались по налогам.
— Таким образом шла перекачка части регионального налога в погашение кредита по федеральному налогу. По такой схеме они изымали через нас деньги у Ханты-Мансийска частично, и через нас же направляли их в федеральный бюджет.
А что было с той же самой Мордовией, например? Мордовия получала трансферт от Министерства финансов. Когда стали платить там налоги, пускай по сокращенной модели, региональной, но, тем не менее, стали платить там налоги, то федеральный бюджет срезал Мордовии трансферт. Поэтому, собственно говоря, федеральное правительство заинтересовано в этой налоговой схеме, именно поэтому оно нам ее согласовало, а мы были в ней заинтересованы, потому что это нам позволяло избавится от тех долгов, которые были перед федеральным бюджетом.
— Почему тогда уже летом 2000 г. пошло довольно активное наступление на схемы? Началось с письма Минфина, где были упомянуто четыре кампании, потом были рейды налоговой полиции на офисы «Сибнефти».
Там параллельно были использованы схемы, связанные с инвалидами. Мы их фактически не использовали. Когда в начале 2002 г. меня Путин вызвал на эту тему, я знал, что я запрещал инвалидную схему внутри «Юкоса», но мы провели аудит и увидели, что, тем не менее, инвалидная схема, сделанная на нижнем уровне, с выигрышем порядка сорока миллионов долларов. У меня на эту тему был разговор с Фрадковым, он тогда был в руководстве налоговой полиции, нас вот эти вот деньги заставили вернуть, собственно говоря, справедливо заставили, потому что это была неправильная схема. Поэтому, когда я уже к Путину пришел, он спросил, есть ли у меня эти схемы, я ответил, что нет. Собственно говоря, именно поэтому в своем выступлении в две тысячи третьем году он сказал, что знает, что у нас были вопросы, но мы их решили. Вопросы у нас были насчет того, что внутри согласованной схемы, а мордовская схема была согласованная, была еще у нас на маленькую сумму, порядка сорока миллионов долларов, схема инвалидная. А инвалидная схема была несогласованная, поэтому эти деньги нам пришлось вернуть, внутри компании был разбор на эту тему. Что было у «Сибнефти» — я подробно не знаю, но у нас — эта схема, этот разговор, потом разговор с Путиным и потом путинское публичное подтверждение данного факта во время нашего злобного разговора.
— То есть жесткое давление началось во второй половине 2001 г.? Первое письмо было летом 2000 г.
А никакого жесткого давления не было. Когда тебе давят по серьезным вещам, то есть там, где большие деньги вращаются. А когда тебе говорят, что у тебя внутри компании, народ на сорок миллионов долларов отмочковал. Это не давление, это просто показали, что у нас действительно есть нарушение, мы за него рассчитались.
— Я просто занимался исследованием на эту тему и видел, что многие компании, не только «Юкос», в период с конца 2001 года начинали сокращать использование схем.
Никаких не было проблем. Возьмите мое уголовное дело, там все очень подробно прописано. Даже меня арестовали, все продолжалось. Меня во время уголовного процесса вызывал Кудрин. Я знал, что государство имеет право толковать налоговую схему так или иначе. Вопрос же был не в том, правильно мы или не правильно делаем, вопрос был в том, было ли проинформировано государство. Я хотел, чтобы Кудрин пришел, и, глядя мне в глаза, сказал, что меня раз в квартал не информировали, что я не знал, сколько денег они оставляют в Мордовии из государственного бюджета, и не говорил им, что Мордовию перекормили в этом квартале, поэтому я им срезаю трансферт. И Кудрин не пришел, потому что знал, что этот разговор будет именно таким. Схема была согласована, у этой схемы у «Юкоса» была своя выгода, у правительства была своя выгода, а выгодой Ханты-Мансийска в данном случае пожертвовали.
— Подводя итог нашей дискуссии, то есть, фактически это была схема, она была с кем надо согласована, и каждый квартал ее подтверждали, но в какой-то момент государство сказало, что вы мало платите?
Нет, оно всегда играло на публику и говорило, что мы мало платим, но это никогда не шло в разговор по поводу вот этой схемы. Вся наша реальная дискуссия, которая была, была вокруг таможенной пошлины, мы никогда в отношении льгот не спорили. Просто когда у нас стал заканчиваться кредит, и федеральный бюджет уже не мог дальше получать выгоду, они нам сказали, что в две тысячи третьем году нам мордовскую схему закроют по понятной причине. Раньше мы отправляли деньги на погашение кредита. А потом разговор был такой: Ну хорошо, мы вам вернули деньги, а теперь дайте нам хоть чуть-чуть поработать на себя. А спорили мы в отношении таможенной пошлины: сколько изымать по какой цене на нефть.