Известно несколько попыток адаптации языка Радищева.
В 1916-1917 гг. перевод "Путешествия" на современный язык был подготовлен В. Л. Бурцевым в Петрограде ; текст этого перевода не известен, он был утрачен во время обысков и ареста в конце 1917 г.
В 1921 г. в Париже Бурцев издал другой перевод, подготовленный учеником Н. С. Тихонравова В. П. Недачиным. Вот начало посвящения "Путешествия" в этом переводе:
"Все, что смогут произвести на свет мой разум и мое сердце, - все это пусть будет посвящено тебе, моему единомышленнику, и хотя во многом взгляды наши с тобою не сходятся, но ведь ты мой друг, и сердце твое одинаково бьется с моим..."
В 1941 г. в Баку было выпущено издание "Путешествия" "в сокращении, обработке и со вступительной статьей В. Э. Жуковского". "Обработка" этого издания представляет собой многочисленные толкующие примечания в сносках.
В 1998 г. в Челябинске полный перевод "Путешествия" выпустил В. Б. Феркель. Издание это не менее редкое, чем бурцевское.
Около 2005 г. попытка перевода была сделана Анной Коростелевой, автором увлекательной биографической повести о Радищеве. Сколько можно судить по известным мне отзывам ее друзей в интернете, работа продвинулась по меньшей мере до главы "Спасская Полесть". Почитать перевод двух первых глав можно в ЖЖ переводчицы: livejournal.com
Наконец, в 2007 г. я оппонировал книговедческое дипломное сочинение о практике издания «Путешествия»; основной идеей там было то, что текст должен даваться билингвой — оригинальный Радищев слева и перевод справа.
Как видим, попытки обновления/модернизации/адаптации/перевода языка Радищева возникают регулярно. Относительно понятно, что вызывает их к жизни - современный читатель в целом не вполне привычен к языку (как лексике, так и грамматике) конца XVIII - начала XIX вв. (и у Пушкина, и у Крылова, и у любого автора этой поры, по школьной привычке кажущегося образцом чистоты и ясности, есть места, способные по их языку привести современного читателя в ступор). На это накладывается созданный отчасти Пушкиным и в еще большей степени - критикой рубежа 1850/60 гг. (когда "Путешествие" после первой публикации пушкинского очерка о Радищеве горячо обсуждалось в обществе) - миф о "плохом" языке Радищева.
Причины неудачи и малой известности этих переводов кроются в том, что они подходят к языку "Путешествия" как к чему-то внешнему и маловажному по отношению к содержанию книги. Между тем, Радищев, как бы это ни могло показаться странным неискушенному читателю, был блестящим стилистом своего времени. Текст "Путешествия" до того, как был напечатан, прошел несколько стадий (В. А. Западов насчитывает их до 7) редактуры и корректуры; Радищев напряженно работал над тем, чтобы добиться эффектного воздействия на читателя не только содержанием глав, но и их языком. В частности, он неоднократно сталкивает в тексте очень разные типы речи, показывая ограниченность возможной сферы их применения. Так, например, в следующем отрывке комический эффект создается за счет столкновения галантного салонного языка и языка крестьянки:
"– Душа моя, Аннушка, я хотел знать, есть ли у тебя отец и мать, как ты живешь, богато ли или убого, весело ли, есть ли у тебя жених?
– А на что это тебе, барин? От роду в первой раз такие слышу речи.
– Из сего судить можешь, Анюта, что я не негодяй, не хочу тебя обругать или обесчестить. Я люблю женщин для того, что они соответственное имеют сложение моей нежности; а более люблю сельских женщин, или крестьянок, для того, что они не знают еще притворства, не налагают на себя личины притворныя любви, а когда любят, то любят от всего сердца, и искренно...
Девка в сие время смотрела на меня, выпяля глаза с удивлением".
Причем подобное остраненное отношение к языку Радищев применяет не только к "чужой" или "критикуемой" речи, но и к собственной: ода "Вольность" в печатном тексте им, по сути, смешана с грязью; колкие замечания отпускаются относительно многих самостоятельных отрывков; в конце книга рекомендуется автором как средство от бессонницы. Таким образом, язык "Путешествия" - важнейшая составляющая этой книги, "сделанная" расчетливо и с умыслом, и во многом более важная, чем те мысли, которые этим языком выражаются. Пометы на рукописных копиях "Путешествия" 1790-1800-х гг. показывают, что язык Радищева стал восприниматься читателями настороженно и враждебно лишь с середины 1800-х гг. - во время, когда писательская манера Карамзина стала считаться эталонной и породила подражателей-эпигонов. Читателем карамзинского "Вестника Европы" язык Радищева мог, конечно, восприниматься как "плохой"; это не означает, что он действительно таким был. Это был другой художественный язык, созданный большим мастером, и без него книга теряет значительную часть своей ценности.