Я бы сказал так: дерзостью, с которой он пишет о современности, встраивая ее в большое движение человеческой культуры. После дел давно минувших дней, к которым мы привыкли, сидя на школьной классике, это выглядит очень свежо (при этом мы не задумываемся, что тот же Достоевский для современников выглядел настолько сверхактуальным романистом, что кое-кто считал его и вовсе бульварщиной). К современной культуре Пелевин при этом относится не потребительски, а критически (что позволяет читателю посмотреть на привычные вещи с другой стороны, но в таких романах, как «Бэтман Аполло» и «Любовь к трем цукербринам», вырождается в дидактическое брюзжание). Кроме того, у читателя, имеющего в голове характерный для мало-мальски образованного человека набор мемов (русская классика, русская история, интернет-фольклор, политические события последних десятилетий), срабатывает радость узнавания от этих мемов в тексте. Грубо говоря, Пелевин цепляет, потому что он репейник. Или, привет одному из героев Пелевина, татарник. У него такая задача — цепляться и переноситься в умы. Корпус прозы Пелевина — что-то вроде хранилища культурных штаммов.
Пелевин пуст, как Марсель Пруст. Как пруд у реки, по которой плывет труп. Он пуст как абсолютная пустота, в которой нет ни черта: ни меня, ни тебя, ни тебя, ни меня. Заглянешь ему в глаза -- а там тьма, кромешная тьма. Нет ни Пелевина, ни ПВО, ни Плевмана, ни Виктора Олеговича. Все сон! Очнитесь! Он -- это местоимение. Окститесь.