Летов большой поэт, который по-разному раскрывается слушателям и читателям на разных этапах жизни: сначала захватывает голой протестностью, контркультурностью, затем удивляет глубиной и оправданностью гнева. Позволю себе привести здесь свою короткую рецензию из Rolling Stone на сборник Летова, выходившую в издательстве «Выргород»:
В энциклопедии для детей издательства «Аванта +» о Егоре Летове сказано: «В текстах преобладает агрессивный протест против всего без исключения... Стихи Летова не имеет смысла читать. Они начинают „работать“ только в комплексе со звуковым фоном, с интонацией исполнителя». Эта редкая в постсоветских Энциклопедиях предвзятость показывает только, каким радикальным явлением был Летов. Стихи его, конечно, «имеет смысл читать», тем более что их значительная часть никогда не была положена на музыку. Сегодня многие поэты признают, что Летов оказал на них влияние (в опросе поэтического журнала «Воздух» его назвали не один и не два человека). Но Летов и сам продолжал несколько традиций разных порядков. Семантически и стилистически он связан с европейским экзистенциализмом и русским обэриутством: «Будет горьно / Будет хорьно / Будет хрюча / <...> Будет СИБИРСКАЯ ПТИЦЕФАБРИКА» или прозаическая миниатюра «Игра в лицо (руководство)», где игроки, символизирующие части лица, должны принять мученическую гибель. Формально он связан с традицией русского верлибра: много его текстов написаны свободным стихом. Поэзия Летова во многом держится на визионерстве («По утрам воздух полон / Серебряной мистикой / Назойливым копошением / Бесформенных очертаний... / ...психоделический камешек / В мой огород») и — действительно — на отрицании: разрушение навязанных этики и эстетики происходит через отождествление с отвратительным (постоянные мотивы насилия и разложения, экспрессия ругательств). Условно-созидательная программа была предложена им в редких эйфорических текстах 90-х («Родина») и, позднее, уже в 2000-х. Но и такие вещи, как «Долгая счастливая жизнь» и «Со скоростью мира», полны настороженности и соседствуют с яростными гимнами вроде «Убивать». Для поддержки горения Летову все время нужно четко представлять, с чем он имеет дело, поэтому в его стихах — такое обилие эпитетов: «Безобразные любители свинцовых леденцов», «Нашатырно-настырный густой аромат» и тому подобное. Другой излюбленный прием — анафора, повторение одних и тех же слов в начале строк, что делает поэзию Летова похожей на тяжелое шаманство. У неподготовленного читателя все это, конечно, может вызвать отторжение, но с тем, что Летов уже давно — бесспорная и важная часть русской культуры, кажется, не станет спорить никто.