Я выпускник Новосибирского университета, и там я много играл в КВН. Вот то, чем мы занимаемся, очень похоже на КВН — есть команда единомышленников, есть творчество, чувство юмора, самоирония, есть оценка аудитории, выход на публику. То есть нужно понимать, насколько мы оказались креативнее, чем другие.
Во-вторых, политика напоминает мне стройотряд — выехали куда-то, живем по квартирам, по гостиницам, пашем с утра до ночи, и нужно получить какой-то результат за короткий срок. Это как коровник построить в стройотряде — не построили, не получили денег. Я бы даже сказал, что моя работа похожа на комсомол в целом. Ведь это же все про идеологию.
Еще работа политтехнолога — это чистой воды игра в шахматы. Не удивляйтесь, что когда я был политтехнологом оранжевой революции, которая кстати, никогда не задумывалась как антироссийская, сидя в оранжевом штабе, спокойно общался с Владиславом Сурковым, которого считаю очень умным стратегом. И мы оба понимали, что все это — лишь шахматная игра. Похожая ситуация была в 90-ые, когда некоторые политтехнологи воевали друг с другом с пеной у рта, а мы с Сурковым спокойно пили вместе кофе. Это игра в шахматы, а не в Чапаева — после «битв» мы можем спокойно наливать друг другу чай и общаться с уважением. Профессиональные политтехнологи редко бывают политизированы, как и врач, например, который может лечить и преступника, и его следователя. А я к тому же психотерапевт, и эта неангажированность мне очень близка. Это похоже на то, как я лечу семьи. Есть муж, есть жена, и я не могу встать на чью-то сторону, моя задача сделать так, чтобы они друг друга поняли. И если говорить о политическом пиаре, здесь те же задачи — помочь политику стать представителем интересов своей аудитории, а людям объяснить, кто он такой, почему именно он. Это тоже процесс двусторонней коммуникации.