Тут такой интересный момент, как мне думается, стоит осветить - он связан не непосредственно с полководческими талантами репрессированных, а с целями и результатами т.наз. "большого террора" (хотя немношк некорректно увязывать репрессии против высшего командного состава РККА именно с "большим террором", т.к. последний в узком смысле - это массовые операции, "кулацкая" и национальные, а репрессии в вооружённых силах по времени с ними примерно совпадали). Олег Хлевнюк, наиболее авторитетный современный исследователь сталинизма, в качестве основной причины кампаний террора, развязанных Сталиным, называет подготовку к грядущей войне. Похоже, диктатор полагал, что через физическое устранение тех, кто мог потенциально оказать ему и его руководству сопротивление, и устрашение этим колеблющихся он сможет добиться большего единства в противостоянии с возможным врагом.
Результаты же кампании террора в армии и военной промышленности оказались полностью противоположными замыслам секретаря ЦК. Во-первых, упала дисциплина, причём как среди рядового, так и среди начальствующего состава - красноармейцы отказывались выполнять приказы командиров ("Зачем вас слушать, вы всё равно враги!"), рабочие и служащие, несмотря на репрессивные законы и свирепую практику внесудебных наказаний вплоть до смертной казни, работали всё хуже; а начальники боялись брать на себя ответственность, занимать должности репрессированных предшественников. Во-вторых, репрессии породили взаимное недоверие и страх - страх доноса, предательства (на процессах свидетелями выступали бывшие коллеги), внезапной перемены судьбы к худшему (сегодня ты замнаркома обороны, а завтра - подсудимый и враг народа). Всё это и стало причиной произошедшего в советско-финскую и советско-германскую войну. Третьим следствием кампании террора стал массовый коллаборацизм, в истории страны прежде невиданный, и он был спровоцирован именно репрессиями. Во-первых, у солдат и командиров терялась мотивация воевать за режим, который не просто бросает пленных на произвол судьбы, а делает их козлами отпущения за свои ошибки и обстановку, объективно складывавшуюся на фронте. Во-вторых, репрессии (по ряду групп неоднократные - люди, пострадавшие в результате коллективизации, затем подпали под каток "кулацкой" операции Ежова) спровоцировали нелояльность тех, кто при ином отношении никогда не подумал бы служить оккупантам с оружием в руках. Мало того, известны массовые примеры, когда репрессированных советской властью люди стремились на фронт, чтобы воевать с немцами (даже в моей собственной семье) - если бы не репрессии, таких людей могло быть гораздо больше.
Интересно, что сам Сталин это в определённом смысле тоже понял - важным уроком начала войны стало то, что он научился доверять людям, разделять ответственность в руководстве войсками и тылом - работа ГКО была построена по этому принципу, о чём также говорит О.В. Хлевнюк.
Поэтому, подводя итог, можем сказать, что дело не столько в личных и полководческих качествах репрессированных маршалов (в конце концов, если тот же Тухачевский или Егоров не справились бы со своими задачами, их можно было просто отправить в отставку - ведь с Ворошиловым и Будённым это получилось), сколько в тех последствиях, к которым привели кампании террора не только в армии, но и по отношению ко всему народу.
Если верна теория заговора среди высших военных, то вполне возможно, что в первые дни войны, когда Сталин впал в прострацию, его бы арестовали и отстранили от власти, а не приехали бы униженно просить вернуться к исполнению служебных обязанностей.