Почему картины Ротко такие дорогие?

Сколько вообще должна стоить картина? Если составлять прайс-лист живописи исходя из характера изображенного, сколько будет стоить картина с одной полоской? Двумя? Лошадью? Быки — дороже коров, или так же? Если на картине три человека — считать стоимость по головам, или брать как за группу? Кто дороже — Дева Мария, или Христос, изгоняющих торгующих из храма?

Если вопрос о деньгах, то он решается просто: азы экономики говорят нам, что вещи стоят ровно столько, сколько люди готовы за них платить. Мир аукционов местами странен, местами уродлив, местами бессилен справиться с тем, что оказывается на лоте — но по крайней мере на нём делаются реальные вложения в искусство, единственные, которые рядовой человек вообще видит.

Если же вопрос о картинах… ну, поговорим о картинах.

Когда Ротко только начинал заниматься живописью, рынка искусства в сегодняшнем виде ещё не существовало. Это были первые послевоенные годы, ранний энтузиазм первых меценатов начала века уже смыло Великой Депрессией, и американские художники были предоставлены целиком себе — в стране, которая по их соображениям не имела ни своей традиции, ни своей мифологии, ни культуры. Художников никто не знал. Галерей были единицы, аудитория единственной колонки об искусстве в NYT составляла может быть человек сто. Нельзя было даже убедительно сформулировать, что теперь нужно писать: старые парадигмы давно отошли, уступив место европейскому авангарду; консервативная реакция подкосила и авангард.

Сейчас — есть рынок, критики, теория, и далее по списку. Десятки статей пишут по поводу продажи каждой картины, и почти ничего не пишут о самих картинах. Как будто все знают, что на них изображено. Как будто с тем, почему одна картина работает, а другая нет, все давно разобрались. Как будто картины оцениваются в связи с неким невиданным прайс-листом.

На самом деле, если бы все вдруг выяснили, что именно изображено на картинах Ротко… В общем, это была бы совсем другая история. Но это же сложно — за чужим кошельком рассмотреть картину. Да?

В своей знаменитой лекции в Pratt University Ротко говорил, что картины состоят не из холста и масла, а из направленности на смерть и десяти процентов надежды, "чтобы сделать всё немного более терпимым". Это те ингредиенты, которые возвышают её над просто цветом — но не гласно, не очевидно. И хотя картины всё равно изображают цвет, только цвет, ничего не символизирующий — опыт чистого восприятия, который этот цвет может дать, больше этого цвета.

Так что Ротко изображал не полоски. Он изображал возможность спасения — через молчание, тишину, смерть. Это та тишина, которую в теперешнем перегруженном утверждениями мире уже почти невозможно найти.

Она бывает синяя, из-под которой кажется желтый. Она бывает красная снизу и сверху, но по-разному красная. Она бывает широкая, ржавая, так что её трудно смотреть целиком. И она бывает чёрная, совершенно чёрная, но почему-то светящаяся внутри.

Но на картину мало смотреть, нужно на минуту сделать её своей единственной реальностью, кроме которой ничего больше не существует. Перед картиной нужно остановиться, оказаться в отдельном моменте внутреннего молчания, забыть о себе и своих представлениях о себе, о мире, и в том числе и об искусстве, чтобы, возможно, почувствовать или узнать что-то новое, измениться, пережить, вернуться чем-то немного другим. Перед картиной нужно исчезнуть.

Можно конечно списать это всё на отвлечённые объяснения — ради бога. Говорят, что искусство субъективно. Что все люди разные.

Я не спорю. Все люди разные. Разным людям по-разному нужно исчезнуть перед Ротко.

Ну так что — куда это всё засунуть на прайс-листе?