Суворов относился к крепостному праву как к вполне естественному социальному порядку: дворяне служат государю (государыне), крестьяне – дворянам. Был стихийным (не очень-то задумывавшимся) патерналистом, т.е. полагал себя «отцом», а неразумных и непросвещенных своих крепостных – «детьми». Отец должен заботиться о детях, а они его беспрекословно слушаться. Как формулировал суворовский кумир Петр I, «слушаться не токмо за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает». Проблема свободы воли, социального насилия, юридических прав крепостных для него не стояла, как, впрочем, и для большинства русского дворянства того времени. Александр Радищев, Николай Новиков и другие гуманисты, «чувствительные к крепостному состоянию», были в абсолютном меньшинстве. К чему это привело в долговременной перспективе, хорошо описал А.А. Блок в статье «Интеллигенция и революция».
Так же, как и 99,9% помещиков Российской империи, — как к данности, как к неотъемлемому компоненту бытия. Считается, что он был далеко не худшим помещиком.