Почему в современной культуре и искусстве стало так популярно уродливое и аморальное, и установилось презрение к норме?

Норма. Давайте поговорим о норме.

Одна из вещей, которые бросаются в глаза при чтении "Беовульфа" — это то, что людоеда Гренделя и его мать называют "каиновым родом". Эта христианская отсылка предполагает одну очень специфическую трактовку: внутри человеческого мира всё может иметь сколько угодно собственных вариаций — там есть сильные и слабые, храбрые и трусливые, доброжелатели и ненавистники, справедливые правители и полные ничтожества — но всё это в принципе довольно неплохо. У всех вышеперечисленных будет своя нарративная арка — кто-то поднимется, кто-то опустится, кто-то сменит сторону, может быть более чем однажды. Это нормально.

Грендель детерминирован. У него нет нарративной арки, с ним невозможно договориться. Он одномерен. Относительно Гренделя, самый последний из данов будет всё-таки нормой.

Тысячу лет спустя Джон Рональд Руэл Толкиен, в филологических кругах известный в первую очередь именно как исследователь "Беовульфа", возродил эту же схему в собственном эпосе: его орки, тролли, гоблины, гигантские пауки и балроги — это то же каиново племя, и у них нет двух вариантов, какими им быть. Даже у Горлума есть "роль" в истории, но нет арки. По сравнению с этим — так ли уж важно, что у людей, хоббитов, эльфов и гномов есть определенные различия в культурных кодах?

К чему я об этом. Понятие о норме возникает в искусстве только в противопоставлении её чему-то ещё — чему-то неспособному к изменениям. Таким образом, даже в самой вертикальной иерархии — это всё равно конфликт гибкого и многообразного против детерминированного и не желающего ничего знать.

Именно поэтому тема нормы стала прерогативой почти исключительно жанрового искусства: романов-ужасов, фантастики, фентези и т.д. Потому что орков можно противопоставить хранителям кольца, а Гренделя можно проивопоставить гётам — но как бы выглядел "Беовульф" без Гренделя? Что было бы адекватной его заменой?

Двадцатый век не лишил нас понятия нормы, он просто перевёл фокус с формальностей на природность. Каждое движение живописи, которое не желало продолжать какие-то прежние традиции — основывало собственные, давало новые островки стабильности, новые нормы. То, что когда-то вызывало скандал, сейчас выглядит для нас совершенно невинным — не потому, что мы стали аморальны, а потому, что с культуры, несмотря на все локальные конфликты, все разочарования нового времени, и весь достаточно чудовищный опыт прошлых веков — постепенно сходят лишние путы, чтобы вместо вымышленных, временных и неадекватных представлений о нормах и отклонениях, вперёд выходила одна очень простая вещь. 

Разделение между отклонением и нормой — проходит не между реалистической живописью и абстракцией, не между пуританством и гей-парадом, не между Библией и "Происхождением видов".

Разделение проходит между Гренделем и всем остальным.

Грендель не пишет скандальных книг — он сжигает чужие. Он не возносит хулу на пророка — он взрывает аккадские храмы. Грендель — это не мини-юбка, это человек, осуждающий жертву вместо насильника. И наконец, Грендель — это не однополые браки. Это детские газовые камеры.

А знаете, что объединяет все эти примеры? Стремление к упрощению. Непринятие вариантов. Отрицание возможности диалога. Один-вариант-как-быть — Ein Volk, Ein Reich, Ein Führer — и попытка переделать всё остальное вот этим одним вариантом. Абсолютизация признаков, которые люди не выбирают — цвета, пола, происхождения — причём это всегда признаки самые внешние, самые очевидные. И, главное — это категорическое нежелание меняться, учиться, воспринимать и усваивать новый опыт, потому что восприятия без изменения не бывает.

А современное искусство и современная культура — именно на усвоении нового и стоят, поскольку их новое вытекает из изменений жизни, опыта и контекста. Современное — это то, что знает, почему именно то, как писали в ΧΙΧ веке, прошло, как прошли парики, камзолы и реверансы.

Современное — это то, что выбрало снова. Поэтому оно и называются современным.

Это и есть норма. Просто она сложнее.

Популярное искусство всегда эпатажно. Скучная дидактика популярной быть не может. А классика нашим современникам такой кажется за редким исключением.

Ответ на ваш вопрос содержится в Библии (Книга 2 Тимофею 3:1-15) : «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие.  Люди будут… имеющими вид благочестия, силы же его отрекшимися»