В воспоминаниях Готорна есть комичный эпизод его приезда на Ниагару. Увидеть большой водопад, известный по фотографиям и рассказам, было его давней мечтой, но приехав на место ему сначала очень не хотелось туда идти, и затем, когда он себя наконец заставил, водопад ему ужасно не понравился. Возвышенное не ощущалось. Готорн уехал в большом огорчении, и уже затем — спустя несколько дней, восстанавливая водопад как картинку в своей голове — почувствовал наконец его прелесть.
Фотографии не красивее. Ландшафтная фотография требует сдержанности, на которую не всякий фотограф вообще способен. Типовая любительская съёмка как правило склоняется к перецвету под вычурными углами, гиперрезкости, тонированию, манипуляции выдержкой и т.д. — так что говорить о таких снимках как о красоте ландшафта в принципе некорректно. Они не заняты предметом съёмки, они заняты перенасыщением зрительного стимула.
Что в свою очередь отвечает на вопрос выше.
Люди, в целом, не умеют взаимодействовать с живым ландшафтом. Естественнонаучный контекст, история использования земли, и даже история её изображения — практически закрыты для человека, специально не занимавшегося их изучением. У него есть доступ только к нескольким типам ландшафтов через несколько форм пикториальной культуры — пасторальный наив, романтическое возвышенное, и т.д. — в свою очередь подменяющей ландшафты как таковые.
Иными словами, современный зритель видел столько изображений ландшафта, что не видит его вообще. Оказавшись на месте, он ищет вокруг что-то, похожее на картинку — и если вдруг не находит, то не знает, на что смотреть.
Хуже того, этот взгляд насыщен идеологией: нарративом
естественного,
национального, или
потенциально готового для эксплуатации — темы, тщательно исследованные в ландшафтной теории, и в частности у Митчелла в “Landscape and Power” — где ландшафт представлен не как художественный жанр, а как medium, объект коллективного самовыражения — даром что именно человек находится в зависимости от ландшафта, нежели наоборот.
И так далее. Вся эта тема полна ироничных подмен, фотография только иллюстрирует некоторые из них.
Итого — красота не то чтобы в глазах смотрящего, но никто кроме смотрящего не несёт ответственности за то, что он может или не может увидеть. Полнота предмета раскрывается в его многогранности — не умаляемой до искусственной пестроты, убеждающей зрителя, что окружающий мир существует для него и его услады.