Бродский соединяет в себе две довольно удалённые друг от друга черты, ни одна из которых на момент его творческого расцвета не была в русской поэзии достаточно хорошо освоена. Это сугубо европейская академичность и, при этом, невероятно приземлённая разговорность.
Все наверняка замечали, что Бродского очень приятно самому с собой проговаривать. Одно время у меня, наверное, пара месяцев прошла за мелким проговариваем "Письма генералу Z", просто так, в поезде, дома и на работе, даже не себе под нос, а одними губами: "Офицеры бродят, презрев устав / в галифе и кителях разной масти..." Точно так же были периоды проговаривания "Портрета трагедии", "Песни о пролитом молоке", "Рождественского романса", "Представления" и т.д. В данный момент я застрял на "Осени в Норенской":
Мы возвращаемся с поля. Ветер
гремит перевёрнутыми колоколами вёдер,
коверкает голые прутья ветел,
бросает землю на валуны...
Бродский дольник просто ужасно хорошо звучит. К тому же что он, чаще всего, рассказывает об очень базовых, очень широко всем понятных вещах, даже если они сформулированы непрямо. В совокупности с узнаваемой интонацией — иронически отстранённой, но по надобности не скупящейся на прямолинейную грубость — это даёт невероятно хорошо запоминающиеся строчки.
(Ну и — по той же причине именно Бродский собирает вокруг себя такую несусветную толпу эпигонов)
С одной стороны. А с другой, это малознакомый нам, именно западно-европейский поэтический академизм, с гораздо более расширенным каноном, огромным уклоном в античность и особенным англо-американским университетским духом, от которого веет арками и плющом. Это восприятие поэзии как высшей формы риторики, искусства речи. То, что есть у Фроста, Одена или Рильке, но чего никогда на самом деле не существовало у нас. Не так.
Для Бродского же этот вектор оказался довольно естественным. И это не только "Письма римскому другу" или "Двадцать сонетов к Марии Стюарт", но и огромное количество повсеместных риторических отсылок, выдающих в нём абсолютное дитя культуры, этакую гипсовую статую, вывезенную из университетского городка, и по ошибке помещённую во дворе машиностроительного завода.
Что в итоге даёт ещё одну особенность Бродского, а именно возможность перенимать опыт, который, кажется, ни один другой существующий поэт предоставить не в состоянии: опыт того, как человек культуры может не просто выживать в абсолютно антикультурной среде, но и перенимать её ценное и настоящее, и собирать их в какую-то одну устойчивую цельную форму.
Большое спасибо за развернутый ответ
Я бы его гением, пожалуй, не назвал бы. Безусловный талант, да, но до гения ему, кмк, яркости не хватало. Но у него был дар простыми словами передавать запутанные ощущения. Тоже дорогого стоит.
Это вы своё любимое привели?
Всё, что творил я, творил не ради я,
Славы в эпоху кино и радио,
Но ради речи родной, словесности.
Иосиф Бродский
Вы почитайте побольше его стихов и эссе тоже.