Формальный довод один, и он очень простой. Понятия интеллектуальной собственности не существовало в поле регулярного правоприменения примерно до 1970 года. Разумеется, дела о плагиате рассматривались, но не в современных масштабах. СССР присоединился к Женевской конвенции об авторском праве (после которой текст Толстого можно было бы трактовать, например, как вольное переложение Коллоди) в 1973 году: до этого пиратским способом, не заботясь о копирайте, у нас можно было издавать практически что угодно (известен случай с «Оводом» Этель Лилиан Войнич, который выходил в СССР миллионами экземпляров, но сама пожилая и небогатая писательница не получала от этого ни копейки — несправедливость попытался исправить Хрущев, выплатив Войнич некоторую сумму единовременно). На момент же ратификации конвенции книга Коллоди уже давно находилась в общественном достоянии: с момента смерти ее автора прошло больше 70 лет.
А неформальный довод такой: плагиат, заимствование, аллюзия, авторская обработка бродячего сюжета, переосмысление — инструменты, работающие на протяжении всей истории культуры. Попыток «написать то же самое, только лучше / по-другому» в истории литературы не счесть: книги о докторе Фаусте, бесконечные робинзонады, страна Оз Баума vs. Волшебная страна Волкова (куда более прямой случай заимствования: первая книга Волкова — по сути, вольный перевод Баума с небольшими отклонениями), Гарри Поттер и Таня Гроттер (Роулинг саму не раз обвиняли в плагиате — есть особый сорт авторов, которые уверяют, что идеи бестселлеров и миллиардных блокбастеров у них украдены; как правило, об этих авторах до момента обвинения никто никогда не слышал). Отношение к подобным вещам варьируется в зависимости от юридической практики и общественного отношения к плагиату: сейчас и то, и другое довольно строго (главным образом в отношении музыки), и Толстой вряд ли сегодня смог бы провернуть свой трюк, особенно если учесть популярность книги Коллоди. (Не забудем, впрочем, что на итальянский первоисточник Толстой честно указал.)
Но если вы положите рядом «Пиноккио» и «Буратино», вы увидите, что это две совсем разные книги. Да, со схожими сюжетами и большим количеством похожих деталей. Но с совершенно разными атмосферами, да и по большей части разными персонажами. Манджафоко решительно не похож на Карабаса-Барабаса, а примерно с момента пропажи золотых монет сюжеты вообще развиваются по-разному. И очень понятно, как из книги Коллоди продлилась традиция итальянской сказки, где исправившиеся игрушки превращаются в настоящих людей и животных; понятно, откуда появились Джани Родари и Марчелло Арджили. Книга же Толстого, пожалуй, единственная в своем роде в русской детской литературе: легче итальянского первоисточника и классическая навсегда, каким бы плагиатом мы ее ни объявляли. (Я вам очень рекомендую превосходную статью Мирона Петровского о «Золотом ключике» и вообще его дивную книгу под названием «Книги нашего детства».)
Суд не принял бы моих аргументов, но с моей точки зрения Толстой, действовавший изнутри своей культурной ситуации, невиновен. Лучше ругать его за два последних тома «Хождения по мукам».