Видите ли, стоит поставить под сомнение саму формулировку вопроса о "рейтинге Гитлера". Задавая вопрос о "рейтинге Гитлера", мы ведь имеем в виду волшебную цифру "86% (или сколько там сейчас) населения России поддерживают политику [нужное вписать]", забывая о сущностных различиях между современной Россией (где по разным причинам предпочитают имитировать демократию, многопартийность и проч.), веймарской Германией в годы восхождения Гитлера на властный Олимп (каким-никаким, но демократическим государством без всяких кавычек) и Третьим рейхом (государством одной идеологии и одного человека). Забываем мы и о том, что речь идет о времени, когда все было по-другому и радикально менялось за считанные годы, месяцы, а то и дни. Сложно даже сказать, кто и как занимался опросами населения о том, за кого избиратели проголосовали бы, будь выборы сегодня, или о поддержке той или иной партии или политика - и это речь о времени республики, в нацистском рейхе мониторингом настроений населения занимался отдел III "Внутренняя служба" СД, а не СМИ или социологические центры.
Судить о "рейтинге Гитлера" в разное время можно только по косвенным данным. Иногда они могут иметь количественное выражение (результаты выборов или плебисцитов), иногда о нем можно судить по каким-то событиям, воспоминаниям или описаниям. Что касается выборов, то здесь приходится приравнивать результаты и президентских, и парламентских выборов (в которых голоса отдавали не Гитлеру, а его партии, но ввиду того, что это была партия Гитлера, можно принять эту цифру за меру поддержки его политики) к рейтинговому показателю. Взрывной рост популярности НСДАП переживает в конце 20-х - если на выборах 1928 года за нее проголосовало 2,8% избирателей, то на следующих выборах она становится второй парламентской силой с почти 16-процентной поддержкой (у ведущей силы, социал-демократов - 24). Пик поддержки Гитлера в условиях парламетской демократии пришелся на весну-лето 1932 года (в марте-апреле - выборы президента, в июле - парламента), на которых лично Гитлер и НСДАП добились максимальных электоральных результатов - 36-37 процентов голосов при достаточно высокой явке, после чего начала спадать. И даже в условиях становления нацистской диктатуры Гитлер не смог заполучить большинство (43%), и лишь внепарламентским путем (хитростью, запугиванием членов других партий, запрета их деятельности и поставлением вне закона коммунистов и социал-демократов) добился в ноябре 1933 голосования "за единый список фюрера", но цифра "100%" в данном случае не может считаться рейтинговой величиной - дело в том, что выборы были безальтернативными, графы "против" в бюллетене с единственной строкой не было, поэтому недействительных бюллетеней было много (в некоторых землях - до четверти).
Что же касается референдумов, то в годы Гитлеровской диктатуры их было всего 4, и близкий к 100-процентному результат был зафиксирован на двух последних, хотя все они показали очень высокие результаты. Но здесь стоит сделать существенную оговорку - эти плебисциты созывались по конкретным поводам, и их результаты были столь высоки еще и потому, что вотировались конкретные меры, предпринятые главой государства и отвечавшие народным чаяниям о "восстановлении германской гордости" - выход из Лиги Наций, ремилитаризация Рейнланда, присоединение Австрии. При этом одновременно фиксировались совершенно полярные оценки, которые хотя не могут получить столь красноречивого количественного выражения, но зато дают представление о том, что далеко не все меры, предпринимаемые Гитлером, могут получить столь же безоговорочную поддержку. К примеру, в дни Судетского кризиса, перед Мюнхенской конференцией, Гитлер полагал, что существует только военное решение назревшей проблемы, и чтобы продемонстрировать миру степень поддержки немцами военного исхода этого конфликта, приказал расквартированной близ Берлина моторизованной дивизии пройти церемониальным маршем по улицам столицы в сторону Судет в надежде на то, что толпы народа на улицах засыплют цветами проходящие войска и, таким образом, одобрят военные приготовления фюрера. Не тут-то было - улицы были пусты, на площади перед рейхсканцелярией собралось человек 200. Увидев это, Гитлер рассердился и даже не стал принимать парад.
Противоречивы и свидетельства периода войны, хотя никакими сопоставимыми с результатами на парламентских выборах в условиях реальной демократии мы не располагаем. С одной стороны, все поддерживали фюрера и встретили овациями речь Геббельса во Дворце спорта, на которой министр задавал публике риторический вопрос: "Хотим ли мы тотальной войны?!" 20 апреля 1944 года, за год до поражения, руины немецких городов украсились флажками и лозунгами "Наши дома разгромлены, но наши сердца целы". Казалось бы, что все это свидетельствует о безоговорочной поддержке и заветном рейтинге 86 (или 99,99) процентов, но в то же время люди шепотом рассказывали друг другу анекдоты навроде: "Знаете, когда война закончится? - Когда штаны Геббельса на задницу Геринга налезут!". Наиболее же характерным показателем того, как сами нацисты боялись (как бы парадоксально это не звучало!) знать настроения собственного народа, был запрет, данный лично Гитлером шефу отдела СД "Внутренняя служба" Отто Олендорфу на составление еженедельных отчетов о настроениях немцев под предлогом того, что его сотрудники "суют свой нос в дела партии". Олендорф, повешенный впоследствии по приговору Нюрнбергского трибунала по делам оперативных групп СД и полиции безопасности, был профессионалом своего дела и составлял беспристрастные отчеты, в которых его сотрудники сводили данные многочисленной армии осведомителей - и эти отчеты показались высшему руководству рейха опасными. Поэтому, исходя из этого огромного массива букв, можно сказать одно - на этот вопрос нет ни однозначного ответа, ни даже более-менее корректной методологии. Можно лишь описательно ответить на этот вопрос (и то по-другому его сформулировав - каков был реальный уровень поддержки политики Гитлера), пользуясь разрозненными, противоречивыми данными, носящими подчас лишь косвенный характер.