Прогнозировать цену на нефть – экономический моветон. О цене нефти известно только то, что предсказать ее невозможно. Но нужно же какие-то цифры вставлять в бюджет или инвестиционные проекты, и аналитики продолжают рисовать плавную восходящую линию от текущей цены.
Мировой спрос на нефть составляет чуть больше 95 млн баррелей, увеличиваясь всего на 1−2% в год. Глобальный дисбаланс (дефицит или избыток) редко превышает 2 млн баррелей, то есть меньше 2%. Большинству отраслей промышленности не снилась такая стабильность и сбалансированность рынка. Откуда же на нефтяном рынке непрерывный ценовой шторм и может ли он утихнуть в обозримом будущем?
Первый фактор – размер рынка. В большом океане – большие волны. Нефтяной рынок глобален и практически не имеет барьеров. Цена для всех участников определяется спросом и предложением маржинального барреля, то есть теми двумя процентами избытка или дефицита, и грузом производных финансовых инструментов, увеличивающих амплитуду колебаний.
Второй фактор – потребление нефти − практически не реагирует на рост или снижение цены, что объясняется высокой ценностью и отсутствием хороших заменителей. Нефть остается лучшим энергоносителем для транспорта и уникальным сырьем для химической промышленности. Опыт Германии и Японии во время Второй мировой войны показал, насколько рискованно не иметь собственных источников нефти, основного топлива армии, флота и авиации. В результате у потребителей сформировалось особенно чуткое отношение к нефти. В отличие от традиционных рынков повышение цены не снижает спрос, а скорее усиливает ажиотаж и тревогу потребителей. Как показало лето 2008 года, даже $140 за баррель не являются достаточным стимулом для сокращения потребления.
Третий фактор – структура предложения. На первый взгляд, рынок конкурентный: производителей много, и крупнейший, Саудовская Аравия, контролирует всего 11% добычи. Однако на Ближнем Востоке сосредоточено больше половины запасов нефти, а себестоимость составляет всего несколько долларов за баррель. Это позволило создать успешный картель и влиять на цену нефти, ограничивая объем производства. При этом конкуренты, себестоимость у которых в разы выше, постоянно рискуют оказаться в ситуации внезапного демпинга.
В глобальном мире, свободном от геополитики, всю необходимую человечеству нефть можно было бы производить в районе Персидского залива, экономя больше триллиона долларов в год. На практике на Ближний Восток приходится лишь около четверти мировой добычи.
Посмотрим на предложение нефти вне ОПЕК и как оно реагирует на изменение цены. Краткосрочное предложение определяется затратами на подъем, то есть стоимостью поддержания добычи на обустроенном месторождении. Долгосрочное предложение – полной себестоимостью, учитывающей капитальные затраты для разработки месторождения с нуля.
Затраты на подъем большинства производителей составляют всего $10−20 за баррель. Лишь для самых сложных месторождений, таких как канадские нефтеносные пески, они могут превышать $30. Поэтому производители стараются держать максимальный уровень добычи на обустроенных месторождениях, и при снижении цены вплоть до $20−30 им не целесообразно снижать объемы. Более того, у многих стран-экспортеров с падением цен на нефть ухудшается внешнеторговый баланс, обесценивается национальная валюта. В результате снижается себестоимость, увеличивая стимул экспортировать еще больше нефти.
Полная себестоимость существенно выше и составляет от $40 до $90 за баррель. Объем инвестиций в один проект – от сотен миллионов для небольших месторождений до десятков миллиардов долларов для крупных офшорных проектов. При этом разработка нового месторождения занимает от 3 до 10 лет. То есть инвестор должен верить, что долгосрочная цена нефти будет существенно превышать полную стоимость проекта.
В результате нефтяной рынок работает как хороший усилитель. Любое изменение спроса или предложения формирует ценовую волну. Волна продолжает усиливаться, не встречая существенного сопротивления. Предложение начинает реагировать только на уровне $10−15 снизу, когда цена становится ниже текущих затрат и начинается сокращение производства на действующих месторождениях, и $100−120 долларов сверху, когда появляется достаточный стимул для инвестирования в новые проекты. Рынку требуются годы на корректировку объема в большую или меньшую сторону, пока постепенно снижается добыча на действующих месторождениях или появляется нефть новых
Что это значит для России? Цена в $30−40, которую мы наблюдаем с начала года, держится на фоне сохраняющегося избытка предложения. В перспективе года-полутора растущий спрос догонит предложение, и цена неизбежно повысится, если не будет новых шоков, таких как начало рецессии в Китае или США.
Маржинальным баррелем, определяющим глобальную цену нефти, теперь является сланцевая нефть, которая на изменение цены быстро отвечает изменением объема. Поэтому амплитуда колебаний нефтяных цен снизится с $10−140, которые мы наблюдали с конца 70-х годов, до $30−70, обусловленных себестоимостью сланцевой нефти.
Снижение волатильности нефтяных цен, пожалуй, хорошая новость для страны, бюджет которой более чем наполовину зависит от нефтяных доходов. Появляется возможность более осмысленного планирования у государства, бизнеса и даже у простых граждан. Вместе с тем непрерывное повышение эффективности сланцевой добычи будет постепенно сдвигать ценовой коридор вниз. Это означает, что в обозримом будущем не будет экономического смысла развивать дорогие проекты арктического шельфа или Восточной Сибири и стоит сфокусироваться на повышении эффективности действующих месторождений и конкурентной структуре отрасли.
Нового ценового ралли не случится даже при возникновении дефицита объемом до 1−2 млн баррелей в день, что само по себе маловероятно. Чтобы выбить рынок из состояния, регулируемого сланцевой нефтью, и выйти за пределы коридора в $30−70, потребуются более мощные импульсы, чем обычный шок спроса или предложения: масштабная война в Заливе, прорыв в эффективности электрической батареи или конфликт Китая с Америкой. От которых, впрочем, никто не застрахован.
Полный текст статьи Марата Атнашева на сайте Московского Центра Карнеги